– Правда? Даже если в глубине души уверен, что я не выживу в твоих любимых горах? Но я действительно внучка своей бабушки.
– Хорошо. Тогда живи, как жила она. Она в одиночку пережила немало суровых зим. Сама колола дрова, лопатой сгребала уголь, охотилась на оленей и индеек, чтобы добыть себе еду, выращивала овощи, разводила кур и коз. Она была сильной женщиной, которая пережила немало ударов судьбы и никогда не сомневалась в том, что действительно красиво.
– Она была фермером и художницей, – продолжила я. – Искала рубины и делала украшения.
– Все вышеперечисленное и многое другое тоже. Она ценила простое искусство выживания.
– И насколько же вы придерживаетесь правил буддистской чистоты в своей хижине, мистер Меттенич?
– Я? У меня нет электричества, нет канализации, для обогрева я пользуюсь камином. С трех сторон хижина обложена поленницами дров, которые я колол сам. В холодные ночи камин обогревает пространство радиусом примерно в пять футов. В такую погоду я сплю одетым и под пятью одеялами. Как думаете, сойдет вам такая жизнь?
Я виновато поежилась в своих гортексах, шерстяной одежде и сапогах с химическим подогревом.
– Думаю, ты удивишься.
– Ты всегда можешь спуститься в Ков и остаться у Дельты. У нее большой дом, удобная гостевая комната, там у тебя будет много личного пространства и все удобства. Плюс бисквиты.
– Так-то ты уважаешь мои решения и не смотришь на меня свысока?
– Я просто делюсь информацией. Что с ней делать, зависит только от тебя.
– То есть ты отказываешься представить меня живущей в доме бабушки и получающей от этого удовольствие.
– Это тихое место. Однажды, когда ты будешь готова, тебе захочется снова вернуться в мир. И ты уедешь.
– А что насчет тебя, Томас? Сколько ты еще планируешь прятаться в этих горах?
– Четыре года назад я купил старый мотоцикл и уехал из Нью-Йорка навстречу смерти. А в итоге оказался здесь. Мое будущее еще не решено.
– Если бы ты был владельцем этого дома, что бы ты с ним сделал?
– Восстановил. Почистил, заменил деревянные панели, но в остальном оставил как есть. Только добавил бы мебель его эпохи.
– И жил бы здесь?
– Я не думаю об этом как о «жизни». Я просто хочу знать, что этот дом защищен.
– Так что бы ты с ним сделал?
– Подал бы прошение о занесении в список национального достояния. Передал группе консервирования зданий, они обработали бы землю и облагородили дом.
– А разве он не заслуживает того, чтобы снова стать домом? Не просто ремонт, а модернизация для удобной жизни. Как по мне, это было бы идеальным сочетанием двух миров.
– Современную жизнь переоценивают. К тому же мне не нужен дом.
– Понятно. То есть ты не проводил бы электричество и канализацию?
– Нет.
– Даже туалета с бачком?
– Я пурист.
– И это, кажется, отбило у меня все желание нанимать тебя в качестве дизайнера реноваций.
Борода, усы и низко надвинутая шляпа мешали мне как следует рассмотреть его лицо, но я была чертовски уверена, что он побледнел.
– Реноваций?
– Очень аккуратных и уместных. Обещаю.
– Я могу руководить. Бесплатно.
– Я подумаю и сообщу тебе решение.
В его глазах было столько тревоги, что у меня сжалось сердце. Никогда раньше мне не приходилось соперничать с домом за мужское внимание. Я ссутулилась.
– Томас, я не собираюсь ничего добавлять, не посоветовавшись с тобой. Если бы не ты, этот дом уже лежал бы в руинах. Спасибо, что позаботился о нем. Давай поговорим о ремонте после того, как я здесь устроюсь.
Его мрачный взгляд смягчился.
– Ты честный игрок. Спасибо тебе.
– А что, ты привык, что большинство женщин играет нечестно?
– Ох, и это сразу после того, как мы помирились.
– Ладно, ладно. Обсудим гендерные вопросы как-нибудь в другой раз. – Томас задумчиво нахмурился, и я не удержалась от подколки. – Да, я знаю парочку умных слов. Я не училась в колледже, потому что зарабатывала миллионы долларов на съемочной площадке, но могу без ошибок написать свое имя и даже сосчитать до десяти без помощи пальцев.
– Кстати, о пальцах, ты так и собираешься все время носить перчатки? Не говоря уж о маске?
Он задел меня за живое. Я не была готова шутить с ним по поводу моих шрамов.
– Тебе пора идти, – тихо сказала я.
– Ты хоть раз после аварии выходила из дома с открытым лицом? Хоть раз?
Мой пульс зачастил.
– У меня… Проблемы с прессой.
– Больше нет. По крайней мере не здесь. Здесь безопасно. Ты среди друзей. И если ты не освободишься от…
Я начала пятиться.
– Я не дом, который ты можешь отремонтировать. Извини.
Он шагнул ко мне. И протянул руку.
– Парфенон. Римский Колизей. Колокол Свободы. Все они не идеальны, но от этого не менее интересны. Отдай мне маску, Кэти.
Ужас потек у меня по венам, расплавил кости. Сердце грохотало так, словно пыталось выпрыгнуть из груди. Я сделала еще два неуклюжих шага назад и подняла руки, защищаясь от него. Он не попытался меня схватить, не прыгнул вперед, просто сделал еще один шаг, упрямо протягивая руку.
– Сними маску, Кэти.
– Отойди от меня!
– Я знаю, что тебе хватит смелости снять эту дрянь.
Я врезалась спиной в стену гостиной. С такой силой, что у меня клацнули зубы.
– Я не цирковое шоу для провинциалов!
– Если ты примешь свою внешность, все остальные тоже ее примут.
– Я не собираюсь облегчать задачу тем, кто хочет поглазеть на меня! Мы живем в мире, где гоняются за сенсациями, в мерзком испорченном обществе, где продажа фотоснимков чужого страдания считается бесплатным развлечением, где стервятники ничего не боятся! В том числе и моих шрамов! Я хотела быть знаменитостью, но не отказывалась от права на уважение!