– Не знаю, как удержаться. Я в любой момент могу коснуться твоего плеча.
– Не надо, пожалуйста. Я не шучу.
Он опустил руку и нежно на меня посмотрел.
– Я не прикоснусь к тебе. Обещаю.
– Мне страшно, потому что я больше не знаю, в чем мои сильные стороны. Раньше я знала, в чем мой дар. Мужчины меня хотели. Все мужчины, откуда угодно. Я знала свое место. И это не всегда было здорово, понимаешь? Знать, что все смотрят и оценивают тебя только сквозь призму секса. Мужчины смущались, или нервничали, или начинали защищаться заранее, или… такие, как Геральд, были самоуверенными, агрессивными и нахальными. Но вот сейчас я смотрю на тебя. И ты не похож ни на кого из них. Я не знаю, куда тебя определить. Не понимаю твоих действий. О таких, как ты, не рассказывают в школе для гейш.
– Я единственный в своем роде.
Я улыбнулась ему. Он улыбнулся в ответ. И моя улыбка погасла.
– А какой была твоя жена? – шепотом спросила я.
Он замер. Он словно погас. Взгляд стал пустым и далеким, словно он смотрел не на меня, а на нее.
– Умная, красивая, очень богатая. Мы встретились в колледже. Нет, не учились вместе. Познакомились в спортивном баре. Я работал там барменом. А она отдыхала. Вернулась домой из Гарварда, и ее семья купила ей целый квартал. Так что, как выяснилось, квартиру я снимал у нее.
– Твоя жена училась в Гарварде? Это не просто умная… это… Гарвард!
– Она получила степень по юриспруденции. Была лучшей в своем выпуске.
– А потом занялась практикой?
– Буквально на пару лет. А потом родился Этан, и она решила ухаживать за ребенком.
– Ей это нравилось?
– Поначалу да. Она бунтовала против своей семьи. Мне кажется, что и замуж за меня она выскочила только им назло. Но с сестрой они были близки, а сестра все пыталась заманить ее обратно под семейное крылышко. Мезальянсы романтично смотрятся только в сказках.
– Но ты же стал успешным архитектором еще в молодости! Разве можно этого не ценить?
Он грустно улыбнулся.
– Ты флиртуешь?
– Нет, впервые в жизни я разговариваю с мужчиной искренне. Утром наверняка стану жалеть.
– Это будет наш секрет.
Я посмотрела на него.
– Так ваш брак был сложным, но ты был счастлив, что у тебя есть сын.
– Совершенно счастлив.
– Я не буду врать, говорить, будто знаю, каково это, потерять…
– Я не хочу о нем говорить. – Томас слегка отстранился. – Ничего личного. У меня свои кошмары.
Стоило ли говорить с ним о детях Дельты? Нет, она сама сказала бы, если бы думала, что это поможет. Она призналась мне. Но это было личное. Но, возможно…
– Дельта лучше, чем кажется, понимает твои чувства. Больше я ничего не скажу.
Томас искоса посмотрел на меня. И я увидела, как он понимает.
– Ее первые дети. Я слышал о них.
Я застонала.
– Но не от меня.
– Пайк рассказал мне.
– Вау.
– В здешних краях секреты блуждают кругами, но не выходят за круг. Все в порядке. Все только между друзьями.
– Так давай будем друзьями.
Он подмигнул мне.
– Ага, просто друзьями. У меня есть идея. Давай считать друг друга девственниками. Я помню, была такая игра. Сначала я говорю тебе, как потерял невинность. Потом твоя очередь.
Желудок заледенел от страха. Я не хотела обмениваться такими историями. Ни с кем. В крайнем случае придумала бы что-нибудь. Но мне не хотелось врать Томасу.
– Мне было шестнадцать. Ей было семнадцать. Она слегка шепелявила, и у нее был крошечный «Фольксваген-жук». – Томас подмигнул мне. – Она была старше, у нее было расстройство речи и большая грудь.
– Хороший выбор. – Больше мне нечего было сказать.
Секунды шли за секундами. Томас цокал языком.
– Я признался, твоя очередь. Так как ты избавилась от невинности?
– Скучно. Просто и скучно. Не о чем…
– Особых подробностей я и не требую.
– Ох, черт, – в моем голосе прорезался местный акцент, – ни один джентльмен не будет требовать у дамы такое признание.
Он слегка нахмурился, вглядываясь в мое лицо.
– Что не так, Кэти? Что с тобой случилось?
Настала моя очередь замирать. И очень хотелось отвернуться, но я не могла. Он уже что-то почувствовал. Так что ты можешь ему сказать. Он разделил с тобой интимные и унизительные моменты в больнице, он видел твои шрамы, он видел тебя полуголой. Ему можно сказать.
– Мне было тринадцать, – призналась я. – А ему около сорока. Фотограф. Папа нанял его сделать мне профессиональное портфолио. Все случилось у него в студии, вечером. Нет, он меня не изнасиловал.
Томас слушал, и его глаза становились все холоднее. На миг мне показалось, что я совершила огромную ошибку, признавшись. Но потом он очень тихо и очень мягко сказал:
– Когда мужчина такого возраста уговаривает тринадцатилетнюю девочку на секс, это всегда изнасилование.
– Я выросла в светском обществе. Была очень самоуверенной. И к тому времени стала экспертом по флирту со взрослыми. Я многое знала о силе секса. Я думала, что, если меня хочет мужчина, который намного старше, это… честь. Это моя победа. «Посмотрите, кем я завладела». Позже я поняла, как это было глупо и наивно. Это мной овладели во всех смыслах слова. Это был трудный урок. – И даже сейчас щеки щипало от стыда. – Я раньше никому об этом не говорила.
Томас прикрыл глаза, а когда открыл их снова, взгляд остался злым, но в нем была мягкость.
– Спасибо тебе за доверие.
– Но что ты на самом деле думаешь? Не надо вежливости. Скажи мне правду.