Счастье за углом - Страница 80

Я прочистила горло.

– Ладно, раз уж мы поняли друг друга… хорошо. Кто хочет холодного растворимого кофе и протеиновый батончик?

Тишина. Альберта разглядывала меня, как паззл с недостающими частями, Мэси старалась погасить обеспокоенную улыбку. За их спинами одна из женщин подняла руку.

– Если так завтракают в Голливуде, – вежливо сказала она, – неудивительно, что все женщины там выглядят как палки с глазами.

– Я устрою под деревьями полевую кухню, – сказала Мэси. – Как тебе идея позавтракать травяным чаем, сардельками из тофу и индейки и домашним белым хлебом со свежим крестьянским маслом и джемом из нашей клубники?

– К черту протеиновые батончики.

Все рассмеялись и расслабились. Кроме Альберты – она рассматривала свою команду, как злобный сержант.

– Команда, выдвигаемся. Грета Гарбо платит нам не за то, чтоб болтали нижними губами на ветру. У нас график.

Нижними губами? Грета Гарбо? То есть для них я сбежала с широкого экрана ради шуток про вагину? О, это будет забавно. Послушные подопечные Альберты разобрали рабочие пояса и получили ключи от трактора. Первые лучи солнца принесли благую весть моему двору, деревьям, морозному воздуху утра: Лог Сплиттер Герлз и их ковен прибыли наколдовать мне чудо.

Внезапно я поняла, что Томас оставил меня одну для моего же блага. О чем я его и просила. Черт.

Томас

Я скучал по Кэти, мне не хватало моего маленького рая в Северной Каролине, я боялся увидеть троих сыновей брата, которых избегал последние годы. Все трое слишком сильно напоминали мне Этана. У них были такие же золотисто-карие глаза, наследство предков-викингов, такие же подбородки, волнистые каштановые волосы и родинки возле рта, перед которыми не могла устоять ни одна женщина. Все мужчины Меттеничей выглядели как англо-евро-славяне, румяные, долговязые, смуглые, словно потомки датских фермеров, разводящих тюльпаны, или дети Дон Кихота и фламандской молочницы. Наш старик был высоким и тощим, как рулевой иммигрантов, а вот мама была пухлой, зато на шесть дюймов выше его. Согласно семейным легендам и сохранившимся фото, у нее были русские корни. Старик говорил, что ее предки служили в царской коннице, что могло означать казаков, а могло означать простую похвальбу за бутылкой пива на семейных сборищах.

Но когда я вышел из такси перед мини-особняком на шесть спален, который Джон купил в огороженном поселке, чтобы наслаждаться частными конюшнями и беговыми дорожками, первым делом я заметил на подстриженном газоне не заснеженные фигурные кусты, а троих племянников верхом на породистых пони. Вполне возможно, мамины казацкие гены не были сказкой. Вот они, наши всадники, рассекают по городской тундре богатого предместья.

Джереми, Брайан и Дэвид уставились на меня с разной степенью узнавания в зависимости от возраста. На троице моих племянников были защитные шлемы, бриджи, высокие черные сапоги для верховой езды и ярко-оранжевые жилеты поверх стеганых курточек. Упади они с пони в таком жилете, отпрыгнули бы от земли как мячики. Дэвид, которому исполнилось шесть, и Брайан, девятилетний, выгнули в мою сторону шеи и заставили своих пони попятиться.

– Мам! – закричал Дэвид в гарнитуру мобильного. – Тут незнакомец! Он явно чужой и очень волосатый!

– Пап! – закричал в свою гарнитуру Брайан. – Тут какой-то мужик без машины на нашей дороге!

Но Джереми, старший, двенадцатилетний, помнил меня.

– Успокойтесь, – сказал он братьям. А потом дотронулся до гарнитуры. – Мам, пап? Дядя Томас явно успел на утренний рейс. Он уже здесь.

– Спокойно, ребята, – сказал я, шагая дальше по дорожке.

Один из шарфов Кэти выпал из моего кармана. Я стащил его в тот день в Сортире. У нее ведь наверняка был запас. Пони зафыркали. Дэвид и Брайан смотрели, как я нагибаюсь, подбираю загадочный клочок ткани и засовываю обратно в карман. Даже Джереми заставил своего пони попятиться.

– Это чтобы руки греть, – солгал я.

Двойная передняя дверь особняка распахнулась. Высокий, крупный тридцатипятилетний богатый папочка, сверкая зарождающейся лысиной и дорогущим лыжным свитером, выскочил наружу. За ним неслась сияющая полная мамочка, бывшая любительница футбола, светловолосая, с бриллиантовыми перстнями и в фартуке с надписью «Счастливой Хануки» поверх рождественского свитера. Оба щеголяли мобильными гарнитурами в ушах. Семья Джона Меттенича всегда обвешивалась техникой, как фан-клуб «Стар Трека» на конвентах.

– Поверить не могу! – завопил Джон, сгребая меня в объятия. – Ты подстриг свою бороду и приехал в гости! Праздничное чудо!

– Наш личный повстанец и пуританин решил вернуться к цивилизации, – заметила Моника, тоже обнимая меня и разглядывая нашлепку «Опоссум тоже мясо», которую Бубба и Джеб наклеили суперклеем мне на плечо, когда я в очередной раз отсыпался с похмелья. Они до сих пор посмеивались над той шуткой.

Джон вытер слезы с глаз и обнял меня снова, покачивая из стороны в сторону, хлопая по спине.

– Рад тебя видеть, рад тебя видеть, – хрипло повторял он. – Я знал, что если продолжу слать тебе телефоны, то рано или поздно до тебя достучусь.

– Ну, сам знаешь, как говорят в рождественских фильмах, – сглотнул я комок в горле. – Каждый раз, когда горный дикарь слышит звонок мобилы, ангелам выдают по пиву.

Кэти

За каждой безобидной и милой женщиной скрывается стальная поддержка – обычно муж или парень, но подобной стальной стеной может быть мать, сестра или подруга. И на долю этой поддержки приходится вся грязная работа. Кем была бы Добрая Гленда без Злой Ведьмы Запада? Кем была бы Мелани без Скарлетт? Были бы они парочкой овечек вроде Полианны, тайно радовались бы своему превосходству над дуболомами и мятежниками. Хорошей девочке, чтоб быть хорошей, нужен враг, причина, чужое одобрение. Ее «хорошесть» длится, пока ей противостоит настоящее зло. Жанна д’Арк не стала бы легендой, скажи она на суде: «Ой, да мои видения ничего не стоят». Англичане просто сбрили бы ей брови и отобрали паспорт.