Я подключила к тройнику CD-плеер и часы. На полу угнездился маленький электрический обогреватель. Его братья стояли в гостиной и на кухне. Дышали теплым воздухом на мраморный пол и поворачивались, как летние вентиляторы. Одна розетка осталась свободной.
– Можешь подключить еще одну лампу, – предложила Дельта.
Я глупо захихикала.
– Нет, эту я оставлю для вибратора.
Дельта хохотала так, что ей пришлось схватиться за джинсы в паху.
– Господи, да я же описаюсь. Проклятие среднего возраста.
– По коридору, на заднее крыльцо, потом через дверь на ступеньки и за первым дубом тебя встретит мой переносной сральник.
Она захохотала еще сильнее и выбежала прочь.
А я осталась одна, смотреть на лампу, кровать и розетку для моего вибратора. Мне не нужен Томас, я сама могу себя удовлетворить. Безличным равнодушным электричеством.
Ну ладно, ладно, признаюсь. Я по нему скучала.
Чикаго
Дом моего брата был полон электроники. В обшитом темными панелями кабинете обитали большой телевизор с плоским экраном, два компьютера, PlayStation, CD-плееры, DVD-плееры, несколько айподов, «блэкберри», TiVo. Все полки на одной из стен были уставлены инструкциями по эксплуатации и дисками с драйверами. Из айпода тихо урчал «Best Steely Dan», цифровые рыбы лениво плавали по мониторам. На каминной полке была мешанина голубых свечей для Хануки, рождественских гирлянд и игрушек-роботов. Единственными не электронными, органическими элементами в кабинете были Джон, я и пламя в газовом камине.
– Пап, – сказал Джереми по интеркому – системе охранного обеспечения. – Мама говорит, что мы можем завтра поехать кататься на скейтах по рампе, но вы с дядей Томасом должны пообещать, что не пустите нас на «Супер Слалом Смерти».
– Ага.
– Она вот прямо тут стоит. И говорит, что тебе нужно повторить это вслух, как обещание.
– И на этот раз я говорю абсолютно серьезно, – раздался сзади голос Моники.
Джон рассмеялся.
– Я искренне обещаю, что мы с Томасом сделаем все возможное, чтобы не пустить всех троих Меттеничей-младших на «Супер Слалом Смерти».
– Я слышу уйму уловок, – сказала Моника. – Если кто-то вернется со сломанными костями, я заставлю вас всех каждую ночь играть в волчок, причем на спички, а не на шоколад.
– Никаких переломов. Обещаю.
– Тогда ладно.
Интерком щелкнул и отключился. Я поудобнее устроился на мягком кожаном диване, наслаждаясь крепкой сигарой и чашкой кофе. Этан мог бы сейчас кататься вместе с кузенами. Джон, который сидел рядом, закинув ноги в носках на кофейный столик, посмотрел на меня, замер и тихо сказал:
– Извини.
Я покачал головой.
– Как ты вообще можешь упускать их из виду хоть на минуту?
– У них есть мама, которая волнуется за нас всех. Она представляет все возможные катастрофы и покупает им шлемы.
– Я серьезно.
Джон затянулся сигарой, выпустил длинную струю дыма.
– Лучше бояться того, что можешь потерять, чем вообще не иметь.
– Надеюсь, ты их не потеряешь.
– Брат, я знаю, что нас растили католиками, но с каких пор ты превратился в фильм Мэла Гибсона?
– Что?
– Ну этот, «пытай меня сильнее» и «страдание во благо».
– В день, когда погибли Этан и Шерил.
– Ты в этом не виноват. Сколько раз тебе повторять? Ты не мог их спасти. Да, в тот день ты должен был присмотреть за Этаном дома, но ты поссорился с Шерил по поводу того, чей график важнее, так что она сама его забрала. Это жизнь.
– Можно сменить тему?
– Нет. Мне, кстати, очень жаль, что я не могу отследить и блокировать все твои контакты с Равелью. Сестра Шерил – больная женщина, у нее свой тайный комплекс вины. Только так можно объяснить ее отношение к тебе. Ты не сделал ничего плохого, но отказываешься в это верить, что говорит о том, насколько глубоко ее щупальца проникли тебе в мозг. Закоротили здравый смысл. Она сидит в своем логове в Трамп-тауэр и ждет момента, когда снова может сделать твою жизнь невыносимой. Подумай, что она может сделать в этом январе, чтоб переплюнуть предыдущие?
– Буду думать, когда она сделает свой шаг. Я не хочу об этом говорить.
Тон моего голоса заставил Джона замолчать. Мы сидели и курили в мрачной тишине – примерно минуту.
– А что там с двумя девочками? – спросил Джон.
– Что ты имеешь в виду?
– Девочек. Маленьких человеческих девочек. Одной примерно семь, другой приблизительно двенадцать. Ты просил Монику подобрать для них рождественские подарки. Видишь ли, именно так работает счастливая семья: все делятся информацией. Моника сказала, что ты играешь суррогатного папочку для двух маленьких девочек.
– Я никому никакой не папочка. Я просто пытаюсь помочь двум детям. Коре и Иви. Они хорошие девочки. Я не хочу о них говорить.
– Хм-м. Тогда расскажи мне о Кэти Дин. Она безопасная тема для разговора?
– Да не о чем рассказывать.
– Ну уж извини, у тебя, э-э, отношения с женщиной, которую журнал «People» каждый год из прошедших десяти вносил в список самых красивых людей мира. Уж поделись с братом. Хоть парой слов. Кусочком информации, любой.
– У нас не «отношения». Мы друзья. Ей нравится со мной разговаривать. Я ей нужен. Но она может получить кого угодно. Даже сейчас. Она считает себя уродливой, но в ней до сих пор есть это.
– Это?
– Она… – Я попытался найти слова, бездумно наблюдая за темной компьютерной рыбой. – Она одной улыбкой может вдохновить армию.