Я уставилась на нее.
– Это звучит куда лучше, чем то, что я избалованная штучка и все тайно ненавидят меня до безумия. Спасибо.
Она похлопала меня по руке.
– Женщины всегда пугаются, когда какой-то каприз судьбы уносит из жизни что-то невинное. Твоя красота была невинной, понимаешь? Не в смысле наивной или детской. Я имею в виду чистоту. – Мэси просветлела. – Но с другой стороны, не так уж плохо, что ты ее потеряла. У Вселенной на тебя явно большие планы, и тебе нужно подняться на новый уровень. А сейчас у тебя переходный период.
– Я была счастлива и в виде пустой красотки.
– Правда?
– У меня были лучшие места на всех концертах, лучшие мужчины, лучшая еда и лучшие поездки.
– А через несколько лет ты стала бы с ужасом и одержимостью бороться за сохранение красоты. Бороться за место на сцене. А твой муж явно не был лучшим мужчиной, с которым можно связать жизнь.
– И ты думаешь, что от этого мне сейчас станет лучше?
– Извини. Но в данном случае правда – это просто необходимый пинок под зад.
– Ладно, ты права. После аварии я много думала о красивых людях, не только из шоу-бизнеса. О директорах компаний, о работниках складов, о тех, которые встречаются в жизни, – и все они цепляются за свою красоту. Она слишком хрупкая. А мне повезло. Нравится мне это или нет, цепляться мне больше не за что. Мне это не нравится.
Мэси захихикала.
– Но ты хотя бы сформулировала свою дилемму.
– А тебе… нравится Роберт Фрост. Почему?
– Я люблю все сентиментальное. Эмили Дикинсон. Браунингс. Фрост, Карл Сэндбург. В их стихах звучит музыка. – Она нагнулась ко мне и призналась: – Когда мы с Альбертой обменялись кольцами, она подарила мне томик поэтов романтизма. Сказала, что «ни одна поэма не опишет, как ты спасла мне жизнь и как заставила поверить, что моя жизнь стоит спасения».
– Ты ее очень любишь, – тихо сказала я. – А она любит тебя. Я видела, как вы друг на друга смотрите. И завидую такой степени партнерства и обожания. – Но я тут же себя одернула. – Только это и не дает мне проткнуть ее отверткой.
Мэси захихикала, а я продолжила:
– Дельта сказала… если я не ошибаюсь, что ты была профессором истории, пока не встретила Альберту.
Она выпрямилась и кивнула.
– Была, десять лет назад. Мне тогда еще не было тридцати. Это было в другой жизни.
– Где ты защитила докторскую?
Она пожала плечами.
– В Йеле.
Ну вот, отлично. Томас был женат на девушке из Гарварда, а его лучшая подруга – девушка из Йеля.
– Так, мне срочно нужен словарь и имплантация IQ, потом продолжим разговор.
– Я не была особо одаренной. Так, средний академический уровень. Окончила бакалаврат в Дюке, здесь, в Северной Каролине, потом защитила докторскую в Йеле. И вернулась в Дюк преподавать. А потом умерли мои родители, и я опустила руки.
– Умерли?
– Их убили в Бостоне, пытаясь угнать их машину. Я там росла.
– Мне очень жаль.
– Мне тоже. Я каждый день по ним скучаю, и мне всю жизнь будет их не хватать.
– Так ты бросила все и решила начать новую жизнь?
– Я пошла работать в церковь, меня перевели в Новый Орлеан, и там я познакомилась с Альбертой.
– А как ты смогла так просто отказаться от старой жизни? Научи меня.
– Когда теряешь якоря, которые всю жизнь тебя держали, ты чувствуешь свободу. Ты боишься, ты расстроена, но во всем этом есть и своя привлекательность. Ты свободна, как вода, можешь тянуться к луне и испаряться, а можешь застыть на дне глубочайшего океана. Но ты свободна и можешь исследовать мир. Некоторые люди, кажется, путаются и решают плыть по течению. А мне нравится считать это взрослением.
Я покачала головой.
– Не думаю, что я взрослею. Мне кажется, что я съеживаюсь.
– Дай себе время.
– А Альберта «росла», когда ты с ней познакомилась? Или просто мутировала?
– Она работала в миссии в деловой части города, помогала бездомным. Давай, говори.
– Она что, распугивала их с улиц?
Мэси рассмеялась:
– Иногда.
– И как вы вдвоем решили приехать сюда?
– Я часто сюда приезжала, еще когда училась в Дюке. Эти горы… Мы с Альбертой их любим. У них невероятная энергетика. Не смейся, многие люди считают их самым сильным энергетическим завихрением на планете.
– Меня растили епископанты. Прости, но мы смеемся над любой верой.
– А меня растили методисты, но единственное, что я помню, – это розовое платье с воланами и кринолином, которое меня заставляли носить на Пасху. Мне тогда было лет пять. Ты знала, что в тысяча девятьсот семидесятом еще выпускали платья с кринолинами?
– Тебе сорок лет?
– Что за ужас в голосе? Альберте тридцать пять. Мне сорок. Мы вместе уже почти десять лет. Завтра я принесу фотографии наших двоих детей и покажу тебе. Их рожала Альберта. У меня фиброма матки. Ты наверняка уже знаешь, что их отец – Санта Уиттлспун. Все знают, мы только притворяемся, что это секрет.
– Я все еще пытаюсь извиниться за то, что сказала. Ты выглядишь гораздо моложе.
– Счастливые люди всегда выглядят младше. А ты и правда боишься старости, так ведь? Тогда опасайся упустить свое счастье.
– Я боюсь того и другого.
Она зачерпнула ладонями воздух и поднесла их к носу.
– Вдохни энергию этих древних гор, почувствуй силу водоворота, и ты поймешь, что твой возраст по сравнению с ними – ничто.
Мэси похлопала себя по бедрам.
– Твоя вагина – это тоже водоворот энергии. Ощути ее магнетизм. Услышь песню сирены, которая живет в тебе. Слышишь?